Через неделю он появился снова. Попросил немного исправить текст. Было у меня предположение, что есть здесь что-то нездоровое, а посмотрев новые правки, я уже не сомневался, что это так. Здесь была претензия на роль мессии. Цитирую: "Человечество, взяв на вооружение данную модель, начнет качественно двигаться вперед, к лучшему будущему. Мы, люди планеты Земля, станем гражданами Вселенной". Я не знал, что делать. Я понял, что если мне удастся достучаться до его сознания и доказать, что его работа ничего не стоит, то это будет жестоко, для него это будет слишком серьезный удар. Я внес исправления, уже понимая, что работа не имеет никакого смысла.

Однажды я показал его текст своему товарищу Березницкому, который был весьма искушен в вопросах философии. В этой области он прочитал, вероятно, все, что было можно и нужно прочитать. Заключение было такое - этот человек далек от философии, он ничего не читал и ничего не знает. Но некоторые вопросы поставлены правильно, и это удивляет. Чего стоит хотя бы "принцип достаточного основания". Лет 200-300 назад все это было актуально, обсуждалось,  и было решено.

Через некоторое время он рассказал о том, что ему удалось найти доступ к лауреату Нобелевской премии Жоресу Алферову, которому он в официальном порядке отправил свою работу. В течение нескольких месяцев я иногда случайно встречал его на рынке, спрашивал какие новости, но ответа от Алферова не было. Потом были большие изменения моего состояния, и Рудик потерялся. Я так и не знаю, чем закончилась эта история. Года через полтора, Рудик позвонил мне домой. Он сказал о том, что принял решение окончательно закрыть свою тему. Как честный человек, он спрашивает меня о том, в какую денежную сумму следует оценить мою работу, он считает себя моим должником и готов заплатить. Я понял, что ему где-то авторитетно объяснили истинную ценность его работы. От каких либо денег я, конечно, отказался, и стал говорить какие-то хорошие  слова, чтобы его как-то поддержать и успокоить. Говорил достаточно долго, а когда закончил, то обнаружил, что произошла какая-то неполадка, телефон  отключился. Я так и не знаю, что он успел из всего этого услышать. Когда телефон заработал, я стал звонить Рудику, но в тот день связаться с ним не удалось. А после эта тема затерялась в множестве других больших и малых текущих забот.

Передать свои мысли, даже не слишком сложные, задача трудная. Я с этим сталкиваюсь постоянно. А попытка перевода внутренних ощущений на рациональный уровень - занятие и вовсе безнадежное, часто оно порождают только бред. Рудик выбрал неверную форму. Будь он художником, композитором или хотя бы поэтом, возможно, могло бы что-нибудь получиться, и кто-то его бы услышал. Кажется, он это смутно сознавал – слишком большое значение придавал форме, причем не форме изложения, а форме написания, т.е. графике.  Рудик вторгается в философию. Философы даже друг друга плохо слышат, а по отношению к тому, что возникает за пределами своей корпорации, обнаруживают полное непонимание и отторжение. Созерцать прекрасное (то, что таковым представляется) лучше в полном одиночестве, одно и тоже каждый видит по-своему. И, вероятно, никто никогда не увидит систему надзаконов, которую видел Рудольф Литвинов.

 28.07.09